Правоохранительные и судебные органы лишают потерпевших права на защиту со стороны общества
Вопросы, поставленные известным адвокатом Джохаром УТЕБЕКОВЫМ в статье "Почему правоохранительные органы требуют от граждан давать обет молчания", стали обсуждаться в группе "Адвокаты Казахстана" в социальной сети Facebook. Многие коллеги Утебекова высказались за отмену статьи 201 Уголовно-процессуального кодекса РК, существенно ограничивающей права граждан не только на доступ к информации о ходе досудебного расследования, но еще и обязывающей участников уголовного процесса хранить молчание, даже если органы дознания допускают нарушения в ходе следствия.
Руководитель юридической службы Фонда "Әділ сөз" Тамара СИМАХИНА сообщила Ratel.kz, что фонд планирует обратиться в Генеральную прокуратуру, чтобы надзорный орган инициировал законодательное уточнение этой нормы с объяснением, что такое тайна следствия. По мнению Симахиной, гласность – один из важных механизмов, препятствующих нарушению законов в ходе проведения досудебного расследования.
Лидер общественной организации Немолчиkz Дина ТАНСАРИ рассказала Ratel.kz о том, что происходит с жертвами насилия и как правоохранительные органы пользуются тайной следствия.
- При возбуждении досудебного расследования полицейские заполняют карточки с личными данными - как подозреваемых, так и потерпевших, - говорит Дина. - В этих карточках полная информация: адреса, номера телефонов, номер удостоверения личности, место работы, рабочие контакты, имена родителей, то есть все данные человека. Когда идет ознакомление с материалами уголовного дела, адвокаты или подозреваемые могут увидеть все данные потерпевших и сфотографировать. Чаще всего эти данные используются для того, чтобы оказать давление на потерпевшую сторону. Когда закон позволял с жертвами насилия примиряться, то следователи еще до начала досудебного расследования запросто давали все контакты потерпевших.
В Павлодаре был случай - таксист изнасиловал девушку. Чтобы уберечь родных от стресса, потерпевшая не стала говорить им о том, что произошло. Девушка жила отдельно, работала в больнице. Но подозреваемому удалось найти все ее данные. И к ней работу пришла целая группа родственников, которые напугали и ее, и всех пациентов. Они требовали: "Выйди, поговорим! Выйди, обсудим это все", - добиваясь примирения. Мы подали заявление в полицию по факту преследования, и вроде бы все успокоилось. Но когда дело уже передали суд, то к родной сестре мамы потерпевшей, которая вообще ничего не знала о случившемся, пришел участковый и зачем-то рассказал тете, что ее племянницу изнасиловали. С какой целью он это сделал?
В Актобе отец изнасиловал 13-летнюю девочку. Полиция объявила его в розыск и предала эту историю огласке. Все в городе сразу поняли, о ком идет речь, начались пересуды, на женщину стали давить родственники мужа, чтобы та забрала заявление. В итоге маме пришлось переехать, перевести девочку в другую школу, изменить фамилию, весь образ жизни. Но когда дело уже готовилось к передаче в суд, пригласили на ознакомление с уголовным делом, на всеобщем обозрении оказался новый адрес проживания. Родственники это все узнали - снова начался кошмар с преследованием и давлением на жертву и ее мать.
Все помнят историю с изнасилованием в поезде "Тальго". Каким-то образом у подозреваемых оказались все личные данные потерпевшей. Они даже нашли фирму, которую потерпевшая продала несколько лет назад, начали выкладывать эти данные, чтобы оказать давление. Началась настоящая травля.
Вот за это и надо наказывать сотрудников полиции и очень сурово. Мало того, что жертва насилия итак получила тяжелую физическую и психологическую травму на всю жизнь, ее продолжают насиловать иными способами, преследуя и угрожая. Были случаи, когда все это приводило к суициду. Но, по закону, эти данные не являются материалами уголовного дела.
Да, мы понимаем, что участвуем в таких процессах, в которых нельзя разглашать материалы, и это правильно. Но как быть, когда, судья задает потерпевшей унижающие жертву насилия вопросы, например: "Почему ты ходишь в ночные клубы, ведь там тебя изнасилуют!". То есть она стыдит и упрекает ее, давая оценку ее поведения. Но когда мы хотим предать огласке факт публичного унижения жертвы в суде, судья требует дать подписку о неразглашении! Чтобы мы не смогли об этом рассказать.
Еще один случай в суде. Адвокат подсудимого так давил на потерпевшую, что та упала в обморок, не перенеся вербального насилия. И опять судья у нас потребовала подписку о неразглашении, чтобы никто не узнал, как в ходе судебного процесса издеваются над жертвами насилия. Именно такие факты я считаю нарушением прав потерпевших.
Мне кажется, что в этом есть определенный тренд. Был случай: полицейские стали нас запугивать, говоря о заявлении от потерпевшей, которая якобы обвиняет нас в разглашении подробностей ее дела в социальных сетях. Но мы всегда просим у женщин, обратившихся к нам за помощью, письменное разрешение на публикации в соцсетях. Есть такие дела, когда мы публикуем только приговор. Так вот, сотрудники полиции настаивали, чтобы попросившие нашу защиту жертвы насилия написали на нас заявление. То есть правоохранительные органы постоянно ищут, как нам заткнуть рты, но мы с этим категорически не согласны. Большое давление мы испытываем в судах, нам запрещают что-либо говорить.
Почему мы должны скрывать расследование убийств, мошенничество и так далее? Мы считаем, что правоохранительные органы таким образом скрывают свои недоработки, а может - и прямое нарушение законов. Они лишают возможности потерпевших защищаться, апеллируя к общественному мнению и гражданскому обществу. Так они ограничивают и деятельность таких организаций, как наша. Ведь если бы мы не предавали огласке отвратительные факты, то во многих случаях даже досудебного расследования не начинали бы. Следствие не предоставляет жертвам изнасилования ни адвоката, ни психолога, наша организация оказывает эти услуги, и мы даем им возможность защищаться. Большинство женщин идут в суд самостоятельно, потому что денег на адвокатов нет, и, естественно, когда жертва стоит лицом к лицу со своим обидчиком, то она теряется. До сих пор мы могли их защищать, предавая эти истории огласке, но сейчас жертв насилия хотят лишить последней возможности добиться справедливости.
Подписка о неразглашении – это еще один рычаг давления на жертв насилия и их защитников.
Я считаю, что все уголовные дела, кроме дел об изнасиловании и дел, связанных с государственной тайной, должны быть публичными. Дела по изнасилованиям, по педофилии идут в закрытых процессах для того чтобы скрыть личные данные жертв и чтобы не разглашать интимные подробности, но если идут нарушения в суде, мы имеем полное право говорить о них публично.
