Занимательная история Казахстана от Андрея Михайлова
В современном мире дервиши воспринимаются бескорыстными носителями истины и обладателями каких-то сверхчеловеческих свойств. Им подражают, у них ищут истину, на них равняются (и даже делают на них деньги). И вряд ли все эти любители "дервишеских" перфомансов, ролевых игр и тренингов представляют (да вряд ли и хотят представлять) – какими они были на самом деле.
Давайте восполним пробел, воспользовавшись наблюдениями тех, кто видел настоящих дервишей самолично.
Шейх Абу-ль-Хасан Харасани: "Ни покоя, ни печали, ни радости" …
"Дервиш тот, у кого нет помысла в сердце. Он говорит, и речи у него нет, он слышит и слуха у него нет, он ест, и вкуса пищи у него нет, у него нет ни движения, ни покоя, ни печали, ни радости", - так определял классическую суть дервиша хорасанский шейх Абу-ль-Хасан Харасани.
"Дервиш" обычно переводится, как "одетый в шерсть", "шерстяной", "сермяжник". А иногда более фигурально - "нищий". Традиционные синонимы - "факир", "календер", "дивана".
Но, как часто случается - между умозрительным идеалом нищенствовавшего суфия и реальным персонажем со временем ложится глубокая пропасть, перебраться через которую всё сложнее даже самым избранным мудрецам и фанатикам. Те дервиши, которые были чуть ли не обязательными персонажами на дорогах Туркестана и попадались на глаза европейских наблюдателей в XVIII- XIX веках, разительно отличались от нарисованных идеологами суфизма бесстрастных и бескорыстных молчальников-богоискателей.
Т. Бурнашев: "Сии тунеядцы бывают разного возраста и все мужского пола…".
Первое, что бросалось в глаза постороннему, вызывающий внешний вид дервишей, сильно отличавший их от простых обывателей и благочестивых представителей официального ислама. Характерно впечатление от столкновения с адептами знаменитого ордена Накшбендийя Т. БУРНАШЕВА, посетившего Благословенную Бухару в конце XVIII века:
"Сии тунеядцы бывают разного возраста и все мужского пола. Они ходят станищами; иные кричат во всё горло стихи из Корана, другие – разные песни и, делая всякие кривляния и неистовства, просят подаяния. Если не получают оного добровольно, то стараются даже насилием вырвать из чужих рук деньги и чужие вещи".
Случайные источники:"Отменно грязные, оборванные, лохматые люди…"
Бурнашеву дружно вторят практически все наблюдатели XIX века, писавшие о дервишах.
"Записки" ИРГО. С-Пб., 1849:
"Босые, с развевающимися по плечам волосами, едва прикрытые лохмотьями старых одежд, скитаются они за городом между развалин и кладбищ, по местам самым уединённым и наиболее наводящим страх на суеверных."
"Материалы по мусульманству". Ташкент, 1898:
"На улицах почти всех туркестанских городов нередко встречаются отменно грязные, оборванные, лохматые люди, одетые в странный костюм из разноцветных лоскутьев и остроконечною шапкою на небритой голове; они ходят то в одиночку, то толпами и распевают дикими голосами, собирая подаяния в особые кубышки, сделанные из тыквы-горлянки".
В. А. Обручев: "Это были нищенствующие дервиши"
Знаменитый геолог и путешественник В. А. ОБРУЧЕВ, на зоре своей научной деятельности, в 1887 году, также посетил владения эмира Бухарского. Позже, вспоминая про Бухару ("По горам и пустыням Средней Азии". Москва-Ленинград, 1946.), он помянул и дервишей:
"Пока мы пили зелёный чай, в Леби-хауз ворвалась толпа людей в белых грязных халатах, надетых на голое тело и подпоясанных верёвкой, с развевающимися волосами и длинными жезлами в руках. Завывая хором какую-то молитву, размахивая руками и приплясывая, они обошли чайхану двора, собирая милостыню с посетителей. Это были нищенствующие дервиши".
Арминий Вамбери: "Я хотел дать им денег, но они засмеялись…"
Среди прочих наблюдателей венгерско-британский путешественник и востоковед Арминий ВАМБЕРИ, совершивший в 1863 году рискованное странствие в дервишеском обличии (под именем турка Рашида-эфенди) - из Тегерана, через пустыни Туркмении, в Хиву и самое сердце Туркестана, благословенную Бухару - стоит особняком. Одним из самых мучительных моментов было для путешественника его непосредственное "прикрытие" – облачившись в начале пути в костюм дервиша, состоящий из грязных лохмотьев, он не мог и помыслить о том, чтобы освободиться от него раньше времени.
Но не только это коробило рафинированного и образованного европейца. В своей знаменитой книге "Путешествие по Средней Азии" (Лейпциг, 1873) он писал:
"… Я отправился в калантархона, расположенную перед городскими воротами. Там я увидел несколько дервишей, которые лежали в своих мрачных кельях на полу, страшно обезображенные и похожие на живые скелеты вследствие злоупотребления опиумом… Я хотел дать им денег, но они засмеялись; мне сказали, что многие из них уже 20 лет не держали в руках денег. Окрестное население содержит своих дервишей, и, действительно, в течение дня я видел, как приезжали представительные всадники-узбеки и каждый из них что-нибудь привозил с собой, получая за это чилим (трубку), из которой сосал свой любимый яд".
Василий Верещагин: "Птицы божьи"!
Ещё один страстный наблюдатель, постаравшийся максимально глубоко проникнуть (и проникнуться) в жизнь дервишей, был знаменитый русский художник Василий ВЕРЕЩАГИН, попавший в Туркестан вместе с передовыми воинскими соединениями и увидевший тамошние города в первозданном виде. Позже он изобразил дервишей на нескольких живописных полотнах. Но не только, занимаясь ещё и журналистикой, Верещагин также описал их в своих очерках.
Вот что, в частности, он говорил об образе существования нищенствующих суфиев ("Из путешествия по Средней Азии". С-Пб, 1883):
"Вечером диван возвращается в свою грязную хату; форма, т. е. шапка и проч., снята; чашка, за вынутием из нее собраннаго, отправляется в угол или на гвоздик, и святый муж садится к огоньку, рассказывает, сплетничает, слушает других, причём курит крепкий наша, попивает чаёк или кукнар (очень одуряющий напиток, приготовляемый из шелухи обыкновеннаго мака); от кукнара, сильно опьяняющаго, спит он крепко до утра, до новых бродяжнических подвигов.
Почти все диваны записные пьяницы, почти все опиумоеды. Кукнар и опиум принимают дозами, раза по три, по четыре в день - первый большими чашками, второй кусками; многие, впрочем, готовы глотать тот и другой, сколько войдёт, во всякую данную минуту...
Я скормил раз одному целую палку продажнаго на базаре опиума и не забуду, с какою жадностью он глотал, не забуду и всей фигуры, всего вида опиумоеда: высокий, до-нельзя бледный, жёлтый, он походил скорей на скелет, чем на живого человека; почти не слышал, что кругом его делалось и говорилось, день и ночь мечтал только об опиуме.
… Летом жизнь этих людей далеко не горька: птицы божьи, они не сеют, не жнут, не собирают в житницы - впрочем, вернее сказать, только не сеют и не собирают в житницы; жать же, хоть и с грехом пополам, то жнут и жнут изрядно; от плодов этой жатвы бравый диван исправно напитается, напьётся и, если время свободное, валяется, пока душа просит, в тени деревьев.
… Близ базара есть множество конур, в которых живут диваны, опиумоеды: это маленькия, темненькия, грязныя, полныя разнаго сору и насекомых каморки. В некоторых стряпается кукнар, и тогда каморка получает вид распивочной лавочки, постоянно имеющей посетителей; одни, выпившие в меру, благополучно уходят, другие, менее умеренные, сваливаются с ног и спят в повалку по темным углам".
П. Шубинский: "Произносят… притворно-фанатические проповеди…"
ШУБИНСКИЙ – автор любопытного труда "Очерки Бухары", опубликованноГО в "Историческом вестнике", № 10. 1892:
"Зрелище разнообразят группы странствующих дервишей, которые, расположившись на ступеньках чай-хана или просто посреди улицы, произносят свои, по большей части притворно-фанатические проповеди, вызывая такой же притворный восторг слушателей, которые немедленно по удалении святых мужей переходят к созерцанию соблазнительной пляски бачи или к выслушиванию скабрезных рассказов странствующего повествователя…
Идея дервишества (Слово дервиш состоит собственно из двух персидских слов: "дер", дверь, и из однозначащего с глаголом "джистан", искать. В переносном смысле оно означает бедняка, который ходит от двери к двери, с просьбой о помощи. (Броун, "Thedervisches, ororientalspiritualism", стр. 49). Заимствует свое начало из времен глубокой древности. …Было бы, однако, до крайности ошибочно считать дервишество ближайшим фактором распространения на востоке религии мусульманского пророка. Последняя является для него лишь щитом, за которым скрыта совершенно самостоятельная религиозно-философская школа, чуждая исламу почти столько же, сколько и религии Христа".
Вместо эпилога от автора: "Не те суфии?"
Этот цитатник можно длить бесконечно. Но, читая все эти "записки", необходимо осознавать заведомую тенденциозность даже самых объективных авторов и, учитывая отношение "просвещённых европейцев" к экзотике Востока, осознавать, что писалось всё это в XIX веке, во времена повсеместного вырождения и упадка движения суфийских бродяг. Наблюдатели встречали уже вовсе не тех суфиев, которые во времена Ахмеда Ясави сумели вовлечь в мусульманство кочевников Великой Степи. В противном итоге, я сильно сомневаюсь, что суфизм у практичных казахов занял бы место более важное, чем даже ортодоксальный ислам.
Дервиши продолжали быть частыми гостями в юртах номадов, а особенно в южных регионах. Наверняка, и на закате движения, за эпатажным обликом, "одёжкой" сермяжников, скрывались не одни только экзальтированные попрошайки и законченные наркоманы. Потому что суфизм – достаточно мощное духовное течение, прошедшее проверку временем – не мог бы долго продержаться лишь за счёт маргиналов.
Однако именно странствующие и нищенствующие адепты были тем его лицом, которое первым бросалось в глаза постороннему. Более глубинные слои эзотерического единения с Богом, понятное дело, часто затмевались проделками этой назойливой братии.
Андрей Михайлов - писатель, автор серии книг "Как мы жили в СССР".
Иллюстрации из источников XIX века и произведений Василия Верещагина.
ПОДПИСЫВАЙТЕСЬ НА НАШ КАНАЛ И ЧИТАЙТЕ НАС В TELEGRAM!
