Вряд ли найдется в американской истории тема, сопоставимая с антиалкогольной по длительности и широте охвата общества
Девяносто лет назад в США произошло событие, поставившее точку в многолетней борьбе с пьянством на национальном уровне – был отменен сухой закон. Одни считают это крупным поражением государства, другие оценивают ровно наоборот. Также полярны и оценки эффекта этой истории. Истина, как всегда, где-то между полюсами.
Почему вообще возникла тема борьбы с потреблением алкогольных напитков? Сегодня в это непросто поверить, но США, родина всевозможных идей и продуктов в формате ЗОЖ, когда-то, что называется, запивались. "Жители поглощают невероятное количество спиртных напитков. Порок пьянства вообще нигде на свете так не распространен...", - писал про американское общество немецкий путешественник Аманд ШВЕЙГЕР-ЛЕРХЕНФЕЛЬД в 1870-х годах. Через тридцать лет русский журналист Иван НИКОНОВ продолжил тему: "Существует мнение, что все американцы – пьяницы, что, однако, не так". Не так, но пили много: согласно официальной статистике, в ту пору на каждого взрослого американца приходилось более 22 литров чистого алкоголя ежегодно. Это сопоставимо и с другими странами, например, во Франции цифры были очень близки, но такого внимания, как в США, эта тема там не привлекала. А в Америке уже тогда многие общественные группы воспринимали это как большую проблему. Почему?
Во-первых, есть предположения, что реальное потребление было значительно больше, аж до 10 галлонов чистого алкоголя на человека – под 38 литров в год. Эту цифру в одной из работ упоминает знаменитый социолог Фрэнсис ФУКУЯМА, называя такой объем "невероятным". Объемы потребления, конечно, колебались во времени, но оставались крайне высокими. Во-вторых, в плане социальных последствий потребления и, особенно, злоупотребления алкоголем есть некоторая разница, что именно пьет большинство аудитории – крепкие или слабые напитки. Во Франции, как известно, это было вино, а в США виски и ром. И, наконец, третья причина того, что раскалывало американское общество в отношении вопроса "пить или не пить": само оно было очень различным по отношению к классическим моральным ценностям и вызовам им – к тому же пьянству, ценности семьи и религии, проявлениям хулиганства и преступности. Массовая иммиграция в США привела к чрезвычайной мозаичности населения в этнокультурном и, особенно, конфессиональном плане. Переезжало в Америку немало религиозных ультраортодоксов, вплоть до амишей и русских старообрядцев, дополнявших местный мощный, многочисленный спектр, состоявший из различных протестантских групп. Очень жестко относившиеся к самой возможности любого компромисса с установками религиозной морали. А употребление алкоголя и само по себе было таким компромиссом, и стимулировало другие.
Из этой публики выходило немало прямо-таки воинствующих ревнителей того, что сейчас называют традиционными ценностями. Вплоть до одной дамы, которая ходила по винным магазинам и колотила молотком бутылки с виски, не обращая внимания на росшее число своих арестов. А на другом общественном полюсе была столь же многочисленная, местная и "понаехавшая", деклассированная и деморализованная публика, нищеброды, которые брались за любую работу, в том числе крайне тяжелую. Без особых надежд при своей жизни воплотить то, что несколько позже назвали "американской мечтой". Как было этим людям бороться с безнадегой? И происходило все это в новую, индустриальную эпоху, с ее ростом урбанизации и индивидуализации, которые для кого-то оказывались благом, давали новые возможности, а многих ломали.
Кстати, малоизвестный момент: историки отмечают, что в разных странах, в том числе в США, рост потребления алкоголя был вызван в том числе и увеличением продуктивности в сельском хозяйстве. Зерна стало больше, появились возможности не только закрывать продовольственные потребности, но и буквально пропивать его. Крепкий алкоголь стал дешевле и доступнее.
Религиозные американцы возмущались тем, что салуны стали более популярны, чем церкви. Знаменитая в советском кинематографе история про пропойство ковбоев из "Человека с бульвара капуцинов" не слишком преувеличена, однако такие заведения были не только на Диком Западе, а по всей территории США. И салуны порождали всевозможные проблемы, от банального криминала до политической коррупции.
Бороться с этим добропорядочные американцы, и особенно – американки, начали задолго до введения сухого закона на национальном уровне. Принимались разные запретительные и ограничительные меры на уровне штатов и округов, сторонников таких идей называли "prohibitors", "запретители". В российской прессе использовали термин "прохибишионисты" и предсказывали, что рано или поздно и президент США будет из этих кругов.
Те территории, где производство и продажу спиртного запрещали полностью, называли "сухими", где никаких ограничений не было – "мокрыми". Были местности со странным компромиссом: питие не запрещали, но продавать алкоголь можно было только в запечатанной посуде. Видимо, так боролись с "культурой салунов", то есть с концентрацией потребителей в конкретных местах, чтобы разрядить спрос. Не знаю, насколько эффективной была эта мера, но заметное снижение преступности в "высохших" штатах отмечали все. Но тут же проявилась обратная сторона: из "сухих" местностей рабочий класс начал активно мигрировать в "мокрые". Стала расти стоимость рабочих рук. Так появился важный аргумент в пользу того, что если уж запрещать, то – повсеместно.
"Прохибишионисты" всех мастей или, вернее, всех мотиваций к запрету алкоголя – религиозно- и светско-нравственной, экономической, политической – постоянно наращивали активность, но добиться введения сухого закона смогли только с 1920 года. При чем и противников его было немало, в том числе президент Вудро ВИЛЬСОН, наложивший на проект Национального закона о запрете алкоголя свое вето, которое конгресс смог преодолеть. Крайне редкий случай в истории взаимоотношений американских исполнительной и законодательной властей, что иллюстрирует, насколько остро стояла та проблема в обществе.
Дальнейшая история хорошо известна. Государство оказалось не в состоянии реализовать закон с очень серьезным "КПД", для этого даже у США не было ресурсов. Мешали этому открытые или плохо охраняемые границы, стойкие традиции потребления значительной части населения, несовершенство антиалкогольного законодательства. Начался массовый алкогольный туризм американцев в соседние страны, контрабанда, подпольное производство, рост преступности и коррупции бюрократии и полиции. Многие крупные состояния и политические кланы ведут истории оттуда, даже основатель клана КЕННЕДИ (хотя – почему даже?) начинал строить состояние на бутлегерстве, нелегальной торговле спиртным во времена сухого закона. О степени влияния его на объемы потребления американцев у историков есть прямо противоположные оценки, а о том, понизил он или повысил уровень преступности, спорить начали уже вскоре после принятия закона. В общем, все это сильно напоминает советскую историю при ГОРБАЧЕВЕ. И ко времени отмены закона большинство населения, во всяком случае политически активного, уже было против такого "высушивания" страны.
Вряд ли найдется в американской истории тема, сопоставимая с антиалкогольной по длительности и широте охвата общества (разве что межрасовые отношения). Но что же в "сухом остатке" от той "саги"? На мой взгляд, среди итогов сухого закона стоит учитывать и то, что борьба вокруг него заметно способствовала росту общественной активности, наработке опыта в этом, и это безусловный плюс. А главный урок, который имеет универсальное значение, в том, что популизм и волюнтаризм могут даже очень хорошие идеи обратить, в общем-то, во зло. От политических элит всегда и во всем требуется ответственность и профессионализм.
